хрустальный феникс
j u s t l i k e h e a v e n
Он шатался,...Он шатался, и опасно наклонял голову, гримасничая и кривыми глазницами загрязняя всё, на что смотрел. Врезать ему – меньшее, чего хотелось. Зачем пришёл, что ищешь там, где ничего никогда не имел? Иди, иди к своим чурбанам, они тебя понимают до противного легко.
Вытащил деньги. Потряс перед носом. Я отшатнулся, захлопнул дверь. В дверь постучали, на пятом ударе стали бить в дверь. Потом – пауза. Длинная и жуткая. От лихорадки или от потрясений меня трясло. Как-то некстати вспомнился Курт, оравший мне прямо в лицо: «Тебе нет здесь места!» Сел на стул в коридоре, попытался сжать кулаки. Трясло. Вот так, просто, лишить человека семьи одной фразой. Все это слышали, и никто ничего не сказал. Я вышел в тишине.
В окно что-то с треском врезалось. Я увидел белую паутину трещин, а вслед за этим второй снаряд пробил стекло и провалился между подоконником и диваном. Потом с другой стороны в полной тишине окно пробил железный прут. Я пытался понять, когда в жутком ритме пошли удары по входной двери. Закрыл глаза, попытался справиться, но тошнота, усилившись от ритмичных звуков, подступила к горлу. Побежал в ванную. Не добежал. Стошнило.
Стало легче стоять. Закрыл дверь в ванную, задвижка заржавела, пришлось дёрнуть. Теперь сразу поймут, где я. В голове прояснялось. Надо что-то делать. Но что?
Входную дверь сломали одним сильным наскоком, в моё святилище ввалилась какофония звуков диссонанса.
- Где этот урод? Давайте познакомим его с реальностью!
Громкие шаги. Звон стеклянного шкафа. Разбилась бутылка, вспыхнуло пламя от свечи. Всё сгорит. К горлу подошла новая волна – но было уже нечем. «Я-тоже-сгорю» - вот что я подумал. Залез в ванну, открыл узкое оконце, подтянулся. Выпал – прямо на кого-то. Меня ударили. Неудачно... чернота.
Очнулся уже потом, вновь в комнате. Надо мной стояла вся банда, Риггс впереди, задрав подбородок. Я всё понял. Расправа. Защитил Джима, и сам попал под облаву.
- Ну что, чистячок? Богатенький идеалист? Мало ещё объясняли?
Я сел. Опять нахлынули обвинения Курта, виноватый взгляд мамы... нет, не мамы, а Мелори Винсент.
- Сейчас наглотаешься настоящей жизни, Никки! После этого уже не сунешься к нам!
Он смеялся. Я почему-то вспомнил задиру из детского дома. Но я тогда всегда побеждал. Меня накрыла его тень, где-то рядом огонь пережёвывал мои реликвии и тетради... Я не знаю, что произошло потом, Профессор...
***
Аккуратный Ник Винсент медленно поднимался, его лицо опять оказалось в свете фонарей, медленно растягивалась на нём какая-то чужая, странная улыбка. Он посмотрел на свои руки, несколько раз повернул вверх-вниз ладонями – будто впервые видел. Риггс продолжал поносить его, но никто почему-то его не поддерживал. Аккуратный Винсент с садистским удовольствием сжал кулаки и, согнувшись, как пружина, разогнулся и снёс Риггсу челюсть. Потом ударом сверху в сердце бросил того на пол. Риггс застыл на полу со странным выражением лица, раскинув руки.
Все вначале в тишине смотрели на вожака, а потом со смешанными криками и смехом бросились к выходу, в то время как некоторые бросились на «жертву». Как предусмотрительным им казалось запереть дверь, так теперь это стало губительным. Ключи лежали в кармане Риггса, а Винсент шёл на них с мёртвым спокойствием. После того, как он отбросил ещё несколько силачей, кто-то догадался выбить окно. Они высыпались из него, как тараканы, и бросились врассыпную.
***
Нет, я понимал, что происходит. Но как красным по глазам полоснуло. Я искренне хотел убить Риггса. Разом отомстить всем убийцам. Потом я уже не мог остановиться. Всё то, что я старательно прощал, все белые простыни, которыми я завешивал язвы, внезапно потеряло для меня смысл. Я в полном смысле наглотался жизни в тот момент, как Риггс того и хотел. Понял, познал, что всё хорошее бессмысленно. Имеет смысл только избавляться от таких зверей. Нагнать на них страху самыми реальными методами. Убийство не стало для меня очередным идеализмом другого толка. Нет, я тогда всё понял. Со зверями по-зверски.
Как со мной, так и с ними. Меня ведь убить хотели?
А сила ответить у меня всё же была...
Когда они стали выбрасываться в окно, я засмеялся. И до сих пор не жалею об этом смехе. Я тогда был свободен, как никогда в жизни. Вне всех этих рамок приличий, вне правды и вне лжи, я смеялся. Риггс, распростёртый, как тряпичная кукла, смотрел в потолок и не двигался. Несколько других стонали. Кому-то я сломал несколько рёбер, кому-то руку вывихнул. Пахло чьим-то дерьмом. Я вышел на свежий воздух, вдохнул несколько раз.
...А потом это чувство ушло. Я тогда ещё подумал, что я сумасшедший. Но потом понял – я делал то, что было совершенно правильно. Но душа оплакивала то, что руки до локтя были в чужой смерти и боли. Так просто. Я никак не мог сдержаться, сел на подъездной дорожке и зарыдал. В сердце вгоняло ржавые гвозди – вот как плохо было. Опять смотрел на руки, и мне казалось, что они в крови.
Приехала полиция, скорая. И я говорил почти правду. Меня увезли в больницу, чем-то накачали. В полусне, полубреду я слышал слова полицейских – самооборона, потом врачей – серьёзная лихорадка и бред. Постановили, что я не виноват. Самооборона и аффект от лихорадки. Риггса никто не жалел. Сам напросился.
Мэлори приехала и держала меня за руку, я посмотрел на неё – на седину там, где отрастали волосы, на усталые глаза. Я с ужасом понял, что там, где раньше чувствовал хоть какое-то тепло, когда смотрел на приёмную мать, теперь ничего не было. Даже пустоты. Меня за руку держала чужая женщина с крестиком, выпавшим из воротника. Я поморщился при его виде. Она подумала, что я устал и через полчаса ушла. Мне вкололи ещё что-то, и я уснул.
«Я-был-прав.»
***
Утро пришло медленно, гораздо медленней, чем проходили предыдущие сутки. Ник открыл глаза – палата в солнечном сиянии, на часах около девяти, за окном благосклонный ноябрь вместо вчерашнего октября.
Он дотянулся до пульта, быстро прибежала симпатичная медсестра. Сказала его диагноз и приговор - невиновен, совсем невиновен. Сказала, что завтрак можно только после осмотра врачом. А потом, поправляя одеяло, спросила:
- Как ты, вообще?
Ник, щурясь от золотого света, чувствуя голодную лёгкость, в белой палате, ещё сонный, посмотрел на неё с грустной усмешкой и ответил:
- Как в раю...
Она засмеялась и вышла, а Ник вытащил из-под одеяла руку, посмотрел на то, как её обтекает тёплый осенний свет, и прошептал:
- Габриэль. Габриэль.
И потом, совсем тихо:
- Как в раю...
for Mew
26/12/10
p.s.p.s. Ана, специально для тебя – мини о Габриэле. Точнехонько на твою тему-просьбу. Я не всё отсюда использую, но тут видно, как он эволюционировал в последний год.
Написано за полтора часа. Я всё ещё в форме!
erm... quick, say something!
Он шатался,...Он шатался, и опасно наклонял голову, гримасничая и кривыми глазницами загрязняя всё, на что смотрел. Врезать ему – меньшее, чего хотелось. Зачем пришёл, что ищешь там, где ничего никогда не имел? Иди, иди к своим чурбанам, они тебя понимают до противного легко.
Вытащил деньги. Потряс перед носом. Я отшатнулся, захлопнул дверь. В дверь постучали, на пятом ударе стали бить в дверь. Потом – пауза. Длинная и жуткая. От лихорадки или от потрясений меня трясло. Как-то некстати вспомнился Курт, оравший мне прямо в лицо: «Тебе нет здесь места!» Сел на стул в коридоре, попытался сжать кулаки. Трясло. Вот так, просто, лишить человека семьи одной фразой. Все это слышали, и никто ничего не сказал. Я вышел в тишине.
В окно что-то с треском врезалось. Я увидел белую паутину трещин, а вслед за этим второй снаряд пробил стекло и провалился между подоконником и диваном. Потом с другой стороны в полной тишине окно пробил железный прут. Я пытался понять, когда в жутком ритме пошли удары по входной двери. Закрыл глаза, попытался справиться, но тошнота, усилившись от ритмичных звуков, подступила к горлу. Побежал в ванную. Не добежал. Стошнило.
Стало легче стоять. Закрыл дверь в ванную, задвижка заржавела, пришлось дёрнуть. Теперь сразу поймут, где я. В голове прояснялось. Надо что-то делать. Но что?
Входную дверь сломали одним сильным наскоком, в моё святилище ввалилась какофония звуков диссонанса.
- Где этот урод? Давайте познакомим его с реальностью!
Громкие шаги. Звон стеклянного шкафа. Разбилась бутылка, вспыхнуло пламя от свечи. Всё сгорит. К горлу подошла новая волна – но было уже нечем. «Я-тоже-сгорю» - вот что я подумал. Залез в ванну, открыл узкое оконце, подтянулся. Выпал – прямо на кого-то. Меня ударили. Неудачно... чернота.
Очнулся уже потом, вновь в комнате. Надо мной стояла вся банда, Риггс впереди, задрав подбородок. Я всё понял. Расправа. Защитил Джима, и сам попал под облаву.
- Ну что, чистячок? Богатенький идеалист? Мало ещё объясняли?
Я сел. Опять нахлынули обвинения Курта, виноватый взгляд мамы... нет, не мамы, а Мелори Винсент.
- Сейчас наглотаешься настоящей жизни, Никки! После этого уже не сунешься к нам!
Он смеялся. Я почему-то вспомнил задиру из детского дома. Но я тогда всегда побеждал. Меня накрыла его тень, где-то рядом огонь пережёвывал мои реликвии и тетради... Я не знаю, что произошло потом, Профессор...
***
Аккуратный Ник Винсент медленно поднимался, его лицо опять оказалось в свете фонарей, медленно растягивалась на нём какая-то чужая, странная улыбка. Он посмотрел на свои руки, несколько раз повернул вверх-вниз ладонями – будто впервые видел. Риггс продолжал поносить его, но никто почему-то его не поддерживал. Аккуратный Винсент с садистским удовольствием сжал кулаки и, согнувшись, как пружина, разогнулся и снёс Риггсу челюсть. Потом ударом сверху в сердце бросил того на пол. Риггс застыл на полу со странным выражением лица, раскинув руки.
Все вначале в тишине смотрели на вожака, а потом со смешанными криками и смехом бросились к выходу, в то время как некоторые бросились на «жертву». Как предусмотрительным им казалось запереть дверь, так теперь это стало губительным. Ключи лежали в кармане Риггса, а Винсент шёл на них с мёртвым спокойствием. После того, как он отбросил ещё несколько силачей, кто-то догадался выбить окно. Они высыпались из него, как тараканы, и бросились врассыпную.
***
Нет, я понимал, что происходит. Но как красным по глазам полоснуло. Я искренне хотел убить Риггса. Разом отомстить всем убийцам. Потом я уже не мог остановиться. Всё то, что я старательно прощал, все белые простыни, которыми я завешивал язвы, внезапно потеряло для меня смысл. Я в полном смысле наглотался жизни в тот момент, как Риггс того и хотел. Понял, познал, что всё хорошее бессмысленно. Имеет смысл только избавляться от таких зверей. Нагнать на них страху самыми реальными методами. Убийство не стало для меня очередным идеализмом другого толка. Нет, я тогда всё понял. Со зверями по-зверски.
Как со мной, так и с ними. Меня ведь убить хотели?
А сила ответить у меня всё же была...
Когда они стали выбрасываться в окно, я засмеялся. И до сих пор не жалею об этом смехе. Я тогда был свободен, как никогда в жизни. Вне всех этих рамок приличий, вне правды и вне лжи, я смеялся. Риггс, распростёртый, как тряпичная кукла, смотрел в потолок и не двигался. Несколько других стонали. Кому-то я сломал несколько рёбер, кому-то руку вывихнул. Пахло чьим-то дерьмом. Я вышел на свежий воздух, вдохнул несколько раз.
...А потом это чувство ушло. Я тогда ещё подумал, что я сумасшедший. Но потом понял – я делал то, что было совершенно правильно. Но душа оплакивала то, что руки до локтя были в чужой смерти и боли. Так просто. Я никак не мог сдержаться, сел на подъездной дорожке и зарыдал. В сердце вгоняло ржавые гвозди – вот как плохо было. Опять смотрел на руки, и мне казалось, что они в крови.
Приехала полиция, скорая. И я говорил почти правду. Меня увезли в больницу, чем-то накачали. В полусне, полубреду я слышал слова полицейских – самооборона, потом врачей – серьёзная лихорадка и бред. Постановили, что я не виноват. Самооборона и аффект от лихорадки. Риггса никто не жалел. Сам напросился.
Мэлори приехала и держала меня за руку, я посмотрел на неё – на седину там, где отрастали волосы, на усталые глаза. Я с ужасом понял, что там, где раньше чувствовал хоть какое-то тепло, когда смотрел на приёмную мать, теперь ничего не было. Даже пустоты. Меня за руку держала чужая женщина с крестиком, выпавшим из воротника. Я поморщился при его виде. Она подумала, что я устал и через полчаса ушла. Мне вкололи ещё что-то, и я уснул.
«Я-был-прав.»
***
Утро пришло медленно, гораздо медленней, чем проходили предыдущие сутки. Ник открыл глаза – палата в солнечном сиянии, на часах около девяти, за окном благосклонный ноябрь вместо вчерашнего октября.
Он дотянулся до пульта, быстро прибежала симпатичная медсестра. Сказала его диагноз и приговор - невиновен, совсем невиновен. Сказала, что завтрак можно только после осмотра врачом. А потом, поправляя одеяло, спросила:
- Как ты, вообще?
Ник, щурясь от золотого света, чувствуя голодную лёгкость, в белой палате, ещё сонный, посмотрел на неё с грустной усмешкой и ответил:
- Как в раю...
Она засмеялась и вышла, а Ник вытащил из-под одеяла руку, посмотрел на то, как её обтекает тёплый осенний свет, и прошептал:
- Габриэль. Габриэль.
И потом, совсем тихо:
- Как в раю...
for Mew
26/12/10
p.s.p.s. Ана, специально для тебя – мини о Габриэле. Точнехонько на твою тему-просьбу. Я не всё отсюда использую, но тут видно, как он эволюционировал в последний год.
Написано за полтора часа. Я всё ещё в форме!
erm... quick, say something!
@темы: hiems, мои новые цветные сны, убить Габриэля, i'm mad as hell, sleeping awake, dark_er
-
-
27.12.2010 в 00:47- are ok? how are you feeling?
- just like heaven
p.s also, i suppose i have to re-read your posts about Gabriel since I can't remember much even though you've talked about it quite often
-
-
27.12.2010 в 00:55no, i just use this new technique i learned, like it's just them and not the author or readers. in the grand context, this should be almost understandable. i can explain, because for now the context is in my mind and a small textbook. which parts don't you understand?
i thought this from the start, it really fits Gabe to say stuff like this. damn, i love him a lot XD come on, i never thought as much about a guy as about him! %)
don't reread them. the concept has gone much further. i figured him out, the concept is in this thing, partly. you know, the joy of killing and the sorrow of killing. it's all him. both of it.
-
-
27.12.2010 в 01:08who the hell is he? how they met each other? where is the anger coming from? was the family part important and if so, why? and where he was right at the beginning? in his house? hotel? flat? this kinda questions xd
-
-
27.12.2010 в 01:27this is the background info)
Riggs is mentioned as some gang leader. Gabriel protected some Jim, and now Riggs is pissed and wants payback. I dunno who he is, someone the locals fear. he and Nick hardly know each other, Nick was a perfect son, student etc. up till now.
the anger comes from Nick's childhood. in his past, his beloved parents died. i will not mention the type of death, but they died and little Nick saw it. Moreover, their blood covered him. so this was a shock. then, he got sent to an orphanage. there are no facts, it's just his memories. he grew up mentally because of seeing death, was usually alone and preferred to be different. he got picked on a lot because of that and fought back.
so then he gets taken by the Vincents. and he forgets the past, because he has a new family. Mallory really loves him, she becomes his second mom, and he also has two brothers, one of them is Kurt.
the family part is that this day, they read fathers will, and, Nick being so good and angelic, he got everything. and Nick wasn't just pretending, he really was happy that way. he wanted his family to be happy. and now Kurt shouts at him.
fever started before all that.
so, what is described is Nick sitting in his apartment near his university. he lives there because the uni is a long way from Vincent's mansion and also because the tension at home was there even before. he just came there and then Riggs arrives to punish him.
the anger is the result of disappointment in good, normal life, and the fever just as the doctors suggest. and the orphanage memories. well, it's just desperation.
-
-
27.12.2010 в 01:49-
-
27.12.2010 в 11:48