хрустальный феникс
пока еще воскресенье, пока еще январь, - мой месяц ежегодных надломов, хочу заметить -
когда тепло, мне кажется, лечу с ветром, умываюсь солнцем, свобода, справедливость откуда-то, тьфу меня, -
а когда холодно, руки становятся мраморными и можно жечь свечи, мир жесток и только пледом от него надо заслониться, тогда почему-то жизнь становится какой-то значимой.
а когда лежишь в бреду, все хочется у кого-то просить прощения за то, что никто не делал и что все равно происходило.
а еще этот январь выстрелил в меня страшной фразой - привет, человек из ада. и в три часа ночи с пересохшим горлом я сочиняла ему письмо. человеку из ада. с злой нежностью писала ему, что ночью свет запрещен.
в этот день рождения мне догадка пришла - это ведь мы годы считаем, как в заточении. срок отбываем на Земле, и каждый праздник мы травимся во имя долголетия.
и последнее. наверно. я пробовала написать светлей, но та, старая история, исчезла, и я вижу свою жестокость и свою боль как на ладони и в снах героя, и в яви. я еще понимаю, что это боль, а оно уже счастьем становится. большим и горячим. может, воскресить берег надежд? это ожидание весны легко превратить в ожидание счастья.
когда тепло, мне кажется, лечу с ветром, умываюсь солнцем, свобода, справедливость откуда-то, тьфу меня, -
а когда холодно, руки становятся мраморными и можно жечь свечи, мир жесток и только пледом от него надо заслониться, тогда почему-то жизнь становится какой-то значимой.
а когда лежишь в бреду, все хочется у кого-то просить прощения за то, что никто не делал и что все равно происходило.
а еще этот январь выстрелил в меня страшной фразой - привет, человек из ада. и в три часа ночи с пересохшим горлом я сочиняла ему письмо. человеку из ада. с злой нежностью писала ему, что ночью свет запрещен.
в этот день рождения мне догадка пришла - это ведь мы годы считаем, как в заточении. срок отбываем на Земле, и каждый праздник мы травимся во имя долголетия.
и последнее. наверно. я пробовала написать светлей, но та, старая история, исчезла, и я вижу свою жестокость и свою боль как на ладони и в снах героя, и в яви. я еще понимаю, что это боль, а оно уже счастьем становится. большим и горячим. может, воскресить берег надежд? это ожидание весны легко превратить в ожидание счастья.