хрустальный феникс
Бессилие. Я ощущаю его, как физическую боль. В меня стреляли. Но я жив. Законы нашего безумного мира таковы, что даже прозревшего возвратят, желая объяснить его происхождение понятными словами и вернуть ему безумие.
Что же, пробуждение? Открыть глаза в здании с людьми в белых халатах, мучающих тело с безразличием, им присущим, с цепными псами правительства, сторожащими меня, и падальщиками, допрашивающими мою истину? А ведь скоро они решат меня исцелить...
Или я уже сочтён сумасшедшим, как многие новаторы в истории этого мира? И мне ничто не грозит? Нет, не хочу такой ярлык. Ярлыки, вешаемые другими людьми на тебя - самое отвратительное, как липкая бумага для мух, отравляет существование. Если их вовремя не стряхнуть.
Что же, белый свет палаты, пистолеты в кобуре и лживое «С пробуждением?» Да, ты скоро будешь признан сумасшедшим, потерпи и пойдёшь по свету юродивым под наблюдением бездушных служак?
***
... Я думал, он в припадке начнёт кричать, или метаться, пытаясь встать, или без прелюдий станет буйствовать. Он же проснулся. Что произошло?
Голова вновь без сил замерла на подушке, грудь под одеялом приподнялась. Глубокий вдох, задрожали ресницы и медленно поднялись веки. Щадящий свет в одиночной палате все равно мешал, и веки быстро опустились, взмахнув ресницами. Потом пленник открыл глаза, глядя в потолок. Пауза. Несколько взмахов ресниц. Взгляд, переведённый на Марка. Закрыть-открыть глаза. Взгляд потеплел, и Марк запутался в вопросах «Почему?».
— А, это вы, детектив, - мягко прошептал преступник. - Что вы здесь делаете?
Марк вдруг подумал о том, что на лице остались разводы от недосмытой грязи и крови. А раненый был чист, так чист по сравнению с ним.
— Оцениваю последствия своего выстрела. Мне не хотелось бы, чтобы меня в чём-то обвинили.
— Вы полагаете, я могу натравить на вас адвокатов? Увольте, мистер...
— Марк. Марк Джеймсон, детектив.
— Увольте, Марк, зачем мне подавать на вас в суд? Я был мишенью, а вы - хорошим стрелком. Вы попали, а я получал удовольствие, избегая встречи с вами. Это была охота, это была игра. Я проиграл, и вы меня немного испортили. Справедливый приз.
Марк усмехнулся. Посмотрел, наконец, на преступника. Его телосложение было хрупким, юношеским. Он был молод и гибок, и сердце его не подводило, когда вчера он отстреливался от Марка в узком проходе и бежал прочь. Черты лица его были изящны - тонкий нос, губы тонкой бледной полосой над острым подбородком, щеки - сегодня впалые, вчера обычные; изогнутые брови, выкрашенные в серый цвет, синие глаза. Необычная причёска - ассиметрично постриженные волосы, справа длинные и выкрашенные в чёрный, слева - более короткие белого цвета. Высокий лоб, на который вразнобой спускаются чёрные и белые пряди. И самое удивительное - играющая на губах улыбка, - улыбка! - как при встрече с другом.
— Вы рассуждаете иначе, чем многие и многие американцы, Ник... - начал он было с улыбкой переводить разговор в шутку, чтобы успокоить бдительность и кое-что узнать, но был прерван. Черты Ника Винсента стали еще острей обычного, и он твёрдо, нажимая на каждое слово, сказал: